Неточные совпадения
Корабль
подойдет величественно к самому берегу под звуки прекрасной музыки; нарядная, в коврах, в золоте и цветах, поплывет от него быстрая
лодка.
Меннерс рыдал от ужаса, заклинал матроса бежать к рыбакам, позвать помощь, обещал деньги, угрожал и сыпал проклятиями, но Лонгрен только
подошел ближе к самому краю мола, чтобы не сразу потерять из вида метания и скачки
лодки.
Лодки, как утки, плавали вокруг, но близко к нам не
подходили.
Сейчас подняли красный флаг, которым у нас вызывают гокейнсов: им объявили, чтоб этого не было; что если их
лодки будут
подходить близко, то их отведут силой дальше.
Едва мы
подошли к проливцу между Паппенбергом и Ивосима, как вслед за нами, по обыкновению, с разных точек бросились японские казенные
лодки, не стоящие уже кругом нас цепью, с тех пор как мы отбуксировали их прочь, а кроющиеся под берегом.
Мы все ближе и ближе
подходили к городу: везде, на высотах, и по берегу, и на
лодках, тьмы людей. Вот наконец и голландская фактория. Несколько голландцев сидят на балконе. Мне показалось, что один из них поклонился нам, когда мы поравнялись с ними. Но вот наши передние шлюпки пристали, а адмиральский катер, в котором был и я, держался на веслах, ожидая, пока там все установится.
Другой переводчик, Эйноске, был в Едо и возился там «с людьми Соединенных Штатов». Мы узнали, что эти «люди» ведут переговоры мирно; что их точно так же провожают в прогулках
лодки и не пускают на берег и т. п. Еще узнали, что у них один пароход приткнулся к мели и начал было погружаться на рейде; люди уже бросились на японские
лодки, но пробитое отверстие успели заткнуть. Американцы в Едо не были, а только в его заливе, который мелководен, и на судах к столице верст за тридцать
подойти нельзя.
Подходим ближе — люди протягивают к нам руки, умоляя — купить рыбы. Велено держать вплоть к
лодкам. «Брандспойты!» — закричал вахтенный, и рыбакам задан был обильный душ, к несказанному удовольствию наших матросов, и рыбаков тоже, потому что и они засмеялись вместе с нами.
Японская
лодка, завидев яркие огни, отделилась от прочих и
подошла, но не близко: не смела и, вероятно, заслушалась новых сирен, потому что остановилась и долго колыхалась на одном месте.
Вчера отвели насильно две их
лодки дальше от фрегата; сам я не видал этого, но, говорят, забавно было смотреть, как они замахали руками, когда наши катера
подошли, приподняли их якорь и оттащили далеко.
Подойдя к устью Такемы, я увидел, что, пока мы ходили в горы, река успела переменить свое устье. Теперь оно было у левого края долины, а там, где мы переезжали реку на
лодке, образовался высокий вал из песка и гальки. Такие перемещения устьев рек в прибрежном районе происходят очень часто в зависимости от наводнений и от деятельности морского прибоя.
Обыкновенно к
лодке мы всегда
подходили весело, как будто к дому, но теперь Нахтоху была нам так же чужда, так же пустынна, как и всякая другая речка. Было жалко и Хей-ба-тоу, этого славного моряка, быть может теперь уже погибшего. Мы шли молча; у всех была одна и та же мысль: что делать? Стрелки понимали серьезность положения, из которого теперь я должен был их вывести. Наконец появился просвет; лес сразу кончился, показалось море.
Тут только мы заметили, что к лежбищу ни с какой стороны
подойти было нельзя. Справа и слева оно замыкалось выдающимися в море уступами, а со стороны суши были отвесные обрывы 50 м высотой. К сивучам можно было только подъехать на
лодке. Убитого сивуча взять с собой мы не могли; значит, убили бы его зря и бросили бы на месте.
Через несколько минут мы
подошли к реке и на другом ее берегу увидели Кокшаровку. Старообрядцы подали нам
лодки и перевезли на них седла и вьюки. Понукать лошадей не приходилось. Умные животные отлично понимали, что на той стороне их ждет обильный корм. Они сами вошли в воду и переплыли на другую сторону реки.
В это время
подошел Олентьев и сообщил, что хлеб куплен. Обойдя всю деревню, мы вернулись к
лодке. Тем временем Дерсу изжарил на огне козлятину и согрел чай. На берег за нами прибежали деревенские ребятишки. Они стояли в стороне и поглядывали на нас с любопытством.
Мы плыли по главному руслу и только в случае крайней нужды сворачивали в сторону, с тем чтобы при первой же возможности выйти на реку снова. Протоки эти, заросшие лозой и камышами, совершенно скрывали нашу
лодку. Мы плыли тихо и нередко
подходили к птицам ближе, чем на ружейный выстрел. Иногда мы задерживались нарочно и подолгу рассматривали их.
В это время
подошла лодка, и мы принялись разгружать ее. Затем стрелки и казаки начали устраивать бивак, ставить палатки и разделывать зверей, а я пошел экскурсировать по окрестностям. Солнце уже готовилось уйти на покой. День близился к концу и до сумерек уже недалеко. По обе стороны речки было множество лосиных следов, больших и малых, из чего я заключил, что животные эти приходили сюда и в одиночку, и по несколько голов сразу.
Намука удержал
лодку и стал осторожно
подходить к неведомому предмету.
Когда мы
подошли к воде, то увидали новые широкие мостки и привязанную к ним новую
лодку: новые причины к новому удовольствию.
— Тем, что ни с которой стороны к той горе
подойти нельзя, а можно только водою подъехать, а в ней пещера есть. Водой сейчас подъехали к этой пещере,
лодку втащили за собой, — и никто не догадается, что тут люди есть.
Когда тело отнесено было в каюк, чеченец-брат
подошел к берегу. Казаки невольно расступились, чтобы дать ему дорогу. Он сильною ногой оттолкнулся от берега и вскочил в
лодку. Тут он в первый раз, как Оленин заметил, быстрым взглядом окинул всех казаков и опять что-то отрывисто спросил у товарища. Товарищ ответил что-то и указал на Лукашку. Чеченец взглянул на него и, медленно отвернувшись, стал смотреть на тот берег. Не ненависть, а холодное презрение выразилось в этом взгляде. Он еще сказал что-то.
Лодка подвезла бичеву. К водоливу
подошел Костыга.
На другой же день можно было видеть, как тетка Анна и молоденькая сноха ее перемывали горшки и корчаги и как после этого обе стучали вальками на берегу ручья. Глеб, который не без причины жаловался на потерянное время — время
подходило к осени и пора стояла, следовательно, рабочая, — вышел к
лодкам, когда на бледнеющем востоке не успели еще погаснуть звезды. За час до восхода он, Захар и Гришка были на Оке.
— Вот, братцы, посидите, отдохните, — вымолвил Глеб, когда все
подошли к
лодкам. — А вы, полно глазеть-то! За дело! — прибавил он, обратившись к Гришке и Ване, которые до того времени прислушивались к разговору.
Подойдя к
лодкам, Глеб увидел Ваню. Тут только вспомнил старик, что его не было за завтраком.
Глеб не ошибся: луч отличился ничем не хуже невода. К полуночи в
лодке оказалось немало щук, шерешперов и других рыб. Ловля
подходила уже к концу, когда Гришка обратился неожиданно к Глебу.
Леонид. Надя, ты такая добрая, такая миленькая, что мне кажется, я заплачу, глядя на тебя. (
Подходят к
лодке). Прощай, Лиза.
Лодка была на середине, когда ее заметили с того берега. Песня сразу грянула еще сильнее, еще нестройнее, отражаясь от зеленой стены крупного леса, к которому вплоть
подошла вырубка. Через несколько минут, однако, песня прекратилась, и с вырубки слышался только громкий и такой же нестройный говор. Вскоре Ивахин опять стрелой летел к нашему берегу и опять устремился с новою посудиной на ту сторону. Лицо у него было злое, но все-таки в глазах проглядывала радость.
Я тоже улегся рядом со спящими ветлугаями, любуясь звездным небом, начинавшим загораться золотыми отблесками подымавшейся за холмами луны. А с горы, тихо поскрипывая, спускался опять запоздалый воз,
подходили пешеходы и, постояв на берегу или безнадежно выкрикнув раза два
лодку, безропотно присоединялись к нашему табору, задержанному военною хитростью перевозчика Тюлина.
— Ну, а тут так
подошло: и мое состояние, и платье хорошо, и катанье на
лодках удалось.
Ачмианов тоже скоро простился с компанией и пошел вслед за Надеждой Федоровной, чтобы пригласить ее покататься на
лодке. Он
подошел к ее дому и посмотрел через палисадник: окна были открыты настежь, огня не было.
Помню, что я потом приподнялся и, видя, что никто не обращает на меня внимания,
подошел к перилам, но не с той стороны, с которой спрыгнул Давыд:
подойти к ней мне казалось страшным, — а к другой, и стал глядеть на реку, бурливую, синюю, вздутую; помню, что недалеко от моста, у берега, я заметил причаленную
лодку, а в
лодке несколько людей, и один из них, весь мокрый и блестящий на солнце, перегнувшись с края
лодки, вытаскивал что-то из воды, что-то не очень большое, какую-то продолговатую темную вещь, которую я сначала принял за чемодан или корзину; но, всмотревшись попристальнее, я увидал, что эта вещь была — Давыд!
И когда
подошел корабль к острову и
лодка выбросила людей-спасителей, он — отшельник — встретил их револьверной стрельбой, приняв за мираж, обман пустого водяного поля.
Один Коля Констанди, долго плававший на канонерской
лодке по Черному и Средиземному морям, угадал верно, сказав, что пароход итальянский. И то угадал он это только тогда, когда пароход совсем близко, сажен на десять,
подошел к берегу и можно было рассмотреть его облинявшие, облупленные борта, с грязными потеками из люков, и разношерстную команду на палубе.
Мы
подходим к противоположному берегу. Яни прочно устанавливается на носу, широко расставив ноги. Большой плоский камень, привязанный к веревке, тихо скользит у него из рук, чуть слышно плещет об воду и погружается на дно. Большой пробковый буек всплывает наверх, едва заметно чернея на поверхности залива. Теперь совершенно беззвучно мы описываем
лодкой полукруг во всю длину нашей сети и опять причаливаем к берегу и бросаем другой буек. Мы внутри замкнутого полукруга.
— Лезь, Гаврила! — обратился Челкаш к товарищу. В минуту они были на палубе, где три темных бородатых фигуры, оживленно болтая друг с другом на странном сюсюкающем языке, смотрели за борт в
лодку Челкаша. Четвертый, завернутый в длинную хламиду,
подошел к нему и молча пожал ему руку, потом подозрительно оглянул Гаврилу.
У всех были свои важные причины; но авторитет Кокошкина, как хозяина, более знакомого с местностью, получил перевес; мы
подошли и привязались обоими концами
лодки к самому длинному острову, более других заросшему лесом.
Поднявшись на палубу, он отыскал немного провизии — сухарей, вяленой свинины и
подошел к борту. Шлюпка, качаясь, стукала кормой в шхуну; Аян спустился, но вдруг, еще не коснувшись ногами дна
лодки, вспомнил что-то, торопливо вылез обратно и прошел в крюйс-камеру, где лежали бочонки с порохом.
Взобраться на палубу при помощи обыкновенной железной кошки было для него пустяком. Он поднялся, укрепил причал шлюпки, чтобы
лодку не отнесло прочь, и
подошел к кубрику. У трапа он приостановился, соображая, чем удовлетворить законное любопытство товарищей, вспомнил грязную контору бритого старика, о котором говорил Стелле.
— Вы что там делаете? — спросила
Лодка,
подходя к нему. — Нужно на стол собрать? Дайте сюда — что это?
Подойдя к крыльцу дома, она сильной рукой дернула за ручку звонка, и когда из-за двери сиплый старушечий голос тревожно спросил — кто это? кого надо? —
Лодка ответила громко и властно...
— Там все собираются ехать чай пить на остров, — сказал Петр Дмитрич,
подходя. — Распорядись… Мы все поедем на
лодках, а самовары и всё прочее надо отправить с прислугой в экипаже.
Я пошла за ним; к реке
подошли, а до своих было далеко плыть; смотрим:
лодка и знакомый в ней гребец сидит, словно поджидает кого.
В это время к нам
подошли станочники с фонарями, и все мы молча смотрели, как пароход, повернув к нам оба огня, бежал как будто прямо к нашему берегу… Под лучом пароходного огня мелькнула на мгновение черною тенью
лодка Микеши и исчезла…
Лодка была тут же, привязанная к болту от ставни. Алексей Степанович и Никита переправились на мельницу и вышли на галерейку, висевшую над рекой на высоте третьего этажа. Там уже собрался народ, рабочие и управительская семья, и женщины ахали и боялись
подойти к перилам. Сухо поздоровавшись с управляющим, толстым и рыжим мужчиною, Алексей Степанович стал смотреть на реку.
Мало-помалу
лодки начали приближаться к берегу и через полчаса
подошли к мысу, представляющему собой прекрасные образцы столбчатого распадения базальтов.
Лодка наша стояла неподвижно. Гребцы, вынув весла из воды, отдыхали. Через минуту к нам
подошла вторая
лодка.
Едва мы отчалили от берега, как вдруг откуда-то сбоку из-под кустов вынырнула оморочка. В ней стояла женщина с острогой в руках. Мои спутники окликнули ее. Женщина быстро оглянулась и, узнав своих, положила острогу в
лодку. Затем она села на дно
лодки и, взяв в руки двухлопастное весло,
подошла к берегу и стала нас поджидать. Через минуту мы подъехали к ней.
В это время в юрту вошел молодой ороч и сообщил, что
подходит лодка с русскими рабочими, которые с пилами и топорами шли вверх по реке Хади рубить и плавить лес. Старики оживились, поднялись со своих мест и потихоньку стали расходиться по домам.
Мыс Суфрен со стороны моря имеет вид конусообразной башни, прорезанной наискось какой-то цветистой жилой. Море пробило в ней береговые ворота, к которым на
лодке из-за множества подводных камней
подойти трудно.